Добров поднял голову, положил на пульт карточки, аккуратно пристегнув их пружинкой.
- Расчет прост, - скрипуче сказал он. - Теперь только два корабля… - Голос его сорвался.
Илья Юрьевич пристально посмотрел на него:
- В том и горесть.
Добров заговорил сухо, отчужденно:
- «Программа, пункт второй. Инструкция, пункт седьмой. В случае невозможности «ставить на орбите спутника два корабля с запасами топлива на обратный путь для всех трех от спуска на планету воздержаться». Ни нам, ни американцам теперь на Венеру не спуститься. - И, отстегнув ремни, он решительно встал с кресла; его магнитные подошвы щелкнули.
Алеша обернулся.
- Это что же! - гневно сказал он. - Товарищей наших потеряли… за сто миллионов километров до самой Венеры добрались… И теперь повернуть назад? Нет! Не бывать тому!
Илья Юрьевич грустно посмотрел на Алешу. Добров поморщился.
- Осторожность - сестра расчета, - продолжал он. - Ограничимся проверкой выводов автоматических станций. На Венере есть что разведать и через облачный покров.
- Что верно, то верно, - задумчиво подтвердил Богатырев.
- Уточним период вращения - раз, изучим атмосферу и влияние на нее Солнца - два, составим радиолокационный глобус Венеры - три… Исследуем магнитное поле - четыре, выверим полюса - пять…
- Не будьте арифмометрам, Роман Васильевич! - прервал Алеша. - Все это уже делали и могут делать автоматы. Их выводы вы уточните, и только. Лететь в Космос нужно было во имя Земли… во имя тайн ее развития, а чтобы открывать - надо видеть!…
Добров пожал плечами.
Алеша резко повернулся к Илье Юрьевичу, тело его напряглось, вытянулось, голос прозвучал глухо:
- Илья Юрьевич… прошу вас… По инструкции в случае невозможности посадки разрешается использовать планер.
- Для спуска универсального автомата, - напомнил Добров.
- К черту автомат! Пустите вместо него меня! - выпалил Алеша.
Богатырев нахмурился.
- Планер не возвращается, Алеша, - внушительно сказал он.
- Я знаю, - проговорил Алеша и глотнул воздух. - Мне вовсе не просто решиться… Но ведь врачи во имя науки прививали себе чуму. Пусть я останусь на Венере, но я сообщу по радио все, что увижу. Опишу формы жизни. Может быть, выживу до новой экспедиции. Я очень прошу. Мне нужен только планер…
Илья Юрьевич встал. В соседней радиорубке звучал зуммер.
- Земля! - сказал Добров.
Алеша бросился к пульту и включил репродуктор.
Сквозь шум и треск космических помех раздался далекий голос. И, потому что для всех троих в этом голосе зазвучало все родное, оставленное, бесконечно далекое и бесконечно желанное, звездолетчики замерли, боясь пошевельнуться.
- Внимание! В Космосе! Сектор Венеры! Сектор Венеры! Слушай, «Знание»! «Просперити»! Говорит Земля. Передает Луна. Скорбим вместе с вами. Верим в вас. Выходите по плану на орбиты спутников. Сообщите характер повреждения метеоритной пылью защитных слоев кораблей. Сможете ли без ущерба для здоровья дождаться «Искателя-семь», который в случае необходимости вылетит к вам через две недели?
Голос выжидающе замолк.
На Земле ждали ответа. Более трехсот секунд пробудет в пути радиолуч.
- «Искатель-семь», - прошептал Алеша. - Он прилетит через пять месяцев…
В репродукторе зловеще шуршало, словно ворочался кто-то невидимый, притаившийся, обвившийся вокруг корабля.
Добров кивнул в сторону репродуктора:
- Вот он, Космос, выдает себя. Все вокруг пронизано излучениями…
- Да, - подтвердил Богатырев, - в Космосе бойся невидимых бурь, не только летящих скал. Когда-нибудь метеориты фотонным лучом будут уничтожать, а пока…
- А пока смертоносные лучи за пять месяцев сквозь пощипанную защиту уничтожат здесь все живое, - договорил Роман Васильевич.
Алеша оживился, почти обрадовался:
- Илья Юрьевич, так позвольте, я сообщу сейчас об этом Земле! И то, что вы… позволяете мне… - добавил он, умоляюще смотря на Богатырева.
Илья Юрьевич подошел к Алеше, провел рукой по мягким его волосам и сказал:
- Эх, Алеша, Алеша!… Буйная ты голова!…
В грузовом отсеке космического корабля «Просперити» стоял планер. Со сложенными крыльями, с выступающей застекленной кабиной он напоминал фюзеляж маленького скоростного самолета.
На свободном месте между планером и картонными ящиками с консервами стоял командир «Просперити» инженер Аллан Керн, сухой, жилистый человек с длинным лицом, холодными голубыми глазами и коротко остриженными усами. Он уже знал о несчастье, но, не меняя распорядка дня, занимался гимнастикой: натягивал резиновые тяжи, приседал, глубоко дышал, откидывая назад руки, поднимая грудь.
В грузовой отсек вошла Мэри Стрем, радистка корабля и астронавигатор, девушка спортивного склада, с решительными движениями, с гордо посаженной головой и острыми, но приятными чертами лица.
- Мистер Керн, - звонко сказала она, - мистер Богатырев запрашивает ваше мнение.
- Прошу извинить. Еще два упражнения, - ответил Керн, вытягивая в сторону ногу.
Мэри Стрем нахмурилась, неодобрительно глядя на шефа, и горько сказала:
- Не все теперь могут придерживаться расписания… В последний раз в час радиосвязи я говорила с ними… шутила…
- Шутить в Космосе не место, - сухо отрезал Керн, свертывая резиновые тяжи. - В их положении вполне могли оказаться и мы.
Мэри Стрем пожала плечами и пропустила начальника вперед.
Рубка управления «Просперити» была похожа на кабину советского корабля, но спланирована по-иному. Пульт стоял не впереди, перед креслами, а, разделенный на две части, занимал боковые стены, передняя стена была сплошным окном, в котором виднелась звездная россыпь в непросветной темноте. Отчетливо ощущалось, какие звезды ближе, какие дальше. Знакомые созвездия как-то не воспринимались из-за того, что составлявшие их звезды казались словно в разных плоскостях.